Репрессии против Telegram в РФ начались с 2017. Тогда Дуров проявил принципы, отказался идти на уступки Роскомнадзору и назвал действия ведомства
очередным саботажем государственных интересов.
Под предлогом «борьбы с терроризмом» РФ требовала у Дурова выдать ключи шифрования от платформы. Под таким предлогом можно много чего требовать. Еще можно многого требовать под предлогом «защиты детей и борьбы с педофилией». Дуров объяснял, что «выдать ключи шифрования технически невозможно». В 2018 российский суд принял сторону ФСБ и отклонил иск Telegram к ней. Еще один суд разрешил РКН блокировать Telegram. Наступление на свободу слова длилось долго, но завершилось победой мессенджера: он все еще работает в РФ.
Такая же история происходит сейчас с Дуровым во Франции. Местные борцы со свободой слова, арестовавшие Дурова, требует «ключи шифрования». И обвиняют Дурова в потворствовании и «педофилии» и «терроризму» в Telegram.
Люди, отдавшие приказ арестовать Дурова, нарушили Акт о цифровых услугах Евросоюза. По этому документу ответственность за контент несет юридическое лицо Telegram FZ LLC. Но не лично Дуров. Максимум, что по европейским законам грозит Дурову, это штраф для Telegram. Но это если по законам, а не по факту.
Лично я считаю Telegram третьим достижением интернета. Первое это сайты. Второе это оплата через интернет. Третье это телеграм-каналы. Мгновенный доступ к разнообразной информации с возможностью комментирования. Дуров и его команда свершили невероятное, создав и сделав популярным Telegram.
Вариантов у Дурова немного. Либо он идет на уступки, отдает Telegram французскому государству и Telegram превращается в цензурируемую западными правительствами платформу. Либо Дурова передают в РФ в обмен на то, чтобы Дуров отдал Telegram для ФСБ и РКН. В обоих вариантах окончательно исчезнет свобода слова в Telegram.
Либо Дуров держится принципов, сидит мучеником в тюрьме, но не идет на поклон к агентам Матрицы в обоих ее отражениях. Ранее Павел Дуров говорил:
Я думаю, что конфиденциальность, в конечном счете, важнее чем наш страх. Что случится что-то плохое, такое как терроризм. Если мы говорим о конфиденциальности, о свободе слова., у нас есть непреклонные принципы. Мы не открыли ни одного байта данных третьим лицам.
